В этом доме было хорошо. Меня ждала судьба единственной дочки, отличницы и фантазёрки, доброй и замкнутой, имевшей весьма смутные представления об окружающей жизни. В три года родители научили меня читать, и за это я благодарна им особенно. Реальный мир однозначно проигрывал мирам книжным, а в них я была истинно, неподдельно счастлива. Ночами я сидела на кухне и сочиняла что-то, а в полнолуние нелепой тенью ходила вокруг дома. Родители обожали меня, родственники по большей части считали инопланетянкой.
В этом доме никогда не любили гостей, но сюда можно было прийти и остаться навсегда.
Так, лет пять назад пришла и осталась тётя Люда - с ажурными шалями, цыганскими юбками, сюрпризами и хохотом. С тех пор я считаю её своей родной тётей.
Пришёл и остался, хоть и ненадолго, Гений... Было это осенью 2009 года, которая вошла в мою историю как расцвет эпохи Малфой-мэнора. Тогда здесь готовилась кастрюля щей для тех семерых, что спали на матрасах и раскладушках. Большего количества жильцов наш дом не знал и, вероятно, уже не узнает: тогда он вместил и моих родителей, и живых еще бабушку с дедушкой, и временно бездомного Гения, и перебравшуюся к нам тётю Люду, и меня, и даже кота с собакой.
Если честно, ироничное "Малфой-мэнор" было несправедливо, скорее уж это был домик муми-троллей, где "принимали всех незнакомцев с невозмутимым спокойствием - лишь ставили новые кровати да расширяли обеденный стол".
Но конец эпохи Малфой-мэнора был близок.
Гений уехал в начале октября.
Дедушка умер через пару недель.
В мае я вышла замуж и сорвалась с низкого старта с чемоданом в руке.
А в последний день Победы ушла к деду бабушка. Я срезала тюльпаны, которые она когда-то сажала для меня, и поняла, каким пустым остается дом. И каким истинно музейным становится царящий в нём образцовый, никем больше не нарушаемый порядок.